«Декан моего факультета, человек-легенда, горел в танке в самом конце войны, мальчик 22 лет. Потерял обе руки, глаз, перенес 19 операций. У него остался сустав на одной руке выше предплечья, он попросил расщепить его, чтобы держать ручку, хотел учиться.
Стал ученым, кандидатом исторических наук, моим любимым учителем.
Удивительной силы духа был человек. Рядом с ним было стыдно не учиться.
Мы его просто обожали. Когда он возвращался из отпуска и проходил по коридору, студенты от переполнявших чувств могли устроить ему овацию. Он сердился, был бесконечно скромен. Вот такой портрет солдата победы. Мужчины несгибаемой воли. "

По снежной зимней дороге
плёлся седой старичок.
Взгляд был ясным и строгим,
с клюкой пробирался, как мог.

Жизнь его очень любила
от смерти спасала ни раз,
Война и та пощадила,
был нужен, значит, для нас!

Мысли полезли роем,
не заметил, как лежал на снегу,
Зевак проходило много,
и не было дел никому.
… показать весь текст …

Дело в том, что на моём письменном столе давно уже лежит старая фотография. На ней изображены шесть очень молодых, красивых улыбающихся парней. Это — шесть братьев моей матери. В 1941 году самому младшему из них было 18 лет, самому старшему — 29. Все они в том же самом сорок первом ушли на фронт. Шестеро. А с фронта вернулся один. Я не помню, как эти ребята выглядели в жизни. Сейчас я уже старше любого из них. Кем бы они стали? Инженерами? Моряками? Поэтами? Не знаю. Они успели только стать солдатами. И погибнуть. Я писал свой «Реквием» и для этих шестерых, которые до сих пор глядят на меня с фотографии. Писал и чувствовал свой долг перед ними. И ещё что-то: может быть, вину. Хотя, конечно, виноваты мы только в том, что поздно родились и не успели участвовать в войне. А значит, должны жить и помнить о погибших.

Когда, чеканный шаг равняя,
идут солдаты на парад —
я замираю, вспоминая,
что был на свете мой солдат.

…Война. И враг под Сталинградом.
И нету писем от отца.
А я — стою себе с солдатом
у заснежённого крыльца.

Ни о любви, ни о разлуке
не говорю я ничего.
И только молча грею руки
в трёхпалых варежках его.
… показать весь текст …